— Ричик, спишь? Не спишь? Что с тобой, тебе плохо?
— Ой, плохо.
— Боже мой, ты весь мокрый, что случилось, что болит? В неотложку, может быть?.. Давай, позвоню!..
— Не-е-ет, не волнуйся на этот счет, здоров я. Шонна, не суетись, все нормально с организмом. То, что у меня заболело — никакой врач не лечит. Просто мне стало обидно, что я тебя жду, жду, а тебя все нет и нет…
— И все? Ах, ты бедненький. Но почему же ты меня не позвал? А я сижу, сижу, музыку слушаю, да о своем о чем-то думаю. Я была уверена, что ты уже пятый сон видишь, ты ведь мгновенно засыпаешь, как выключаешься.
— Я? Правда, что ли? Но вот видишь, сейчас-то не спал?
— Да, чистая правда. Только что в ушко целовал, всякие непристойные глупости шептал… — и вдруг уже спишь, похрапываешь. Мне поначалу было непросто к этому привыкнуть, чтобы не обижаться. А почему же тебе сейчас не спалось?
— Ну… Я же сказал: обидно стало мне, что я тебя так долго и безуспешно жду.
— Бедненький. Надо было позвать, я бы сразу же прилетела, на крылышках.
— Вот, не догадался. А что ты там за музыку слушала?
— Всякую разную, даже не помню. Чилли Чейна альбомчик слушала. Песни из «Пяти друзей».
— Так это же старый сериал? И не сказать чтобы удачный. Тупое мыло с пеной.
— Но песни там все равно замечательные.
— Все равно… и песни пустяковые.
— А что мне прикажешь слушать? Роллингов твоих?
— Почему бы и нет? Ты же раньше тоже их любила?
— Никогда! Как начнет этот твой Джаггер мяукать гнусавым голосом всякие скабрезности, а то и откровенный мат, так все мое желание вслушаться и что-то там понять в твоих предпочтениях — намертво отлетает, ну намертво. И вообще они какие-то грубые женоненавистники. Но если бы я только знала, что ты меня ждешь, я бы никаких песен не слушала бы, а пришла бы, прибилась к тебе под теплый бочок и слушала бы, как ты храпишь и стонешь.
— Кто стонет, я, что ли?
— Ах, для тебя новость! Я тебе всю жизнь об этом говорю, а ты по-прежнему не веришь. Но стонешь ты редко, зато храпишь всегда, гр-розно, р-рычишь, не храпишь. Но я никогда не боюсь, а наоборот.
— Э, э… А что это у тебя такое интересное и теплое?.. Ближе!
— Ричик, мне нельзя сегодня, прости пожалуйста.
— Ни фига себе! Сегодня нельзя, вчера нельзя…
— И завтра будет нельзя. А послезавтра можно. Теперь закрывай глазки и спи. Я тебе вытру лоб, горлышко, ушки, потому что ты весь в поту. Может, смерим тебе температуру? Как печка ведь горячий? Нет? Точно нет? Ладно, тогда ты будешь спать, а я об тебя греться, что-то вся замерзла я на кухне. В детской хорошо, тепло, но потому что там еще и обогреватель. Ты не мог бы позвонить и сказать коммунальным службам, чтобы они как следует сделали нам батареи? Прочистили, а может, заменили бы?
— Я скажу, но это просто отопительный сезон близится к концу, вот они и мудрят, наверное, экспериментируют, плохо тепло подают. Я читал об особенностях жилищного теплоснабжения в том смысле, что муниципальным службам важнее всего не горожан обогреть, а правильно выбрать лимиты на топливо, чтобы не перебрать и не оставить лишнего, но чтобы тютелька в тютельку. Холодные, что ли, батареи?.. Ши? Алё-о…
Ага. Это не я, это моя Ши уснула посреди фразы. Неужели и я так делаю? Забавно. А у меня сна нет ни в одном глазу, разогнал переживаниями.
Странно, мне всегда казалось, что Шонна вполне благосклонна к моему увлечению музыкой Роллингов, пусть сама и не является горячей их поклонницей. Хотя… Хм… Если вспомнить как следует — я при ней давно уже ничего не ставлю на громкий звук, либо в наушниках слушаю, либо в моторе, либо когда ее и детей дома нет. Ведь это что-то значит, если я так поступаю, пусть и неосознанно? Чем они ей не угодили, спрашивается, недостаточной гламурностью, галантностью, лоском? Впрочем, не только она: другая Ши, супруга Чарли Уоттса, госпожа Ширли Уоттс, на дух не переносит ничего, что связано с легендарной группой «Роллинг Стоунз», в которой ее легендарный муж служит ударником вот уже много десятилетий… Делает исключение для мужа, но и только. Она считает, что в этой кошмарной банде мультимиллионеров все как один отъявленные Роллинги, кроме ее дражайшего Чарли. От души надеюсь, что на глаза ей никогда не попадется пиратский документальный фильм о «закулисье» гастрольных поездок «Роллинг Стоунз» на рубеже шестидесятых-семидесятых: «Отсос-блюз» называется, где рефреном звучит одноименная отвязная песенка…
Пойти к «Маку», да порисовать на сон грядущий? Лениво, да и в самом деле вставать ранехонько, начальство назначило так. Не одному мне, всем юристам, детективам и начальникам отделов буду шею мылить. Ежемесячная профилактика, называется. Это с тем, чтобы мы вытерпели все удары начальства, сделали выводы, отдышались — и вперед, трудиться, не потеряв ни секунды из основного рабочего дня.
Я знаю, что так оно и будет. А если вечером еще останутся силы — вот тогда к «Маку», а сейчас — кончились силы, спать пора.
«Мак» — это «Макинтош» — роскошный, с наворотами, персональный компьютер фирмы Эппл, на котором я повадился рисовать, врочем, не отринув окончательно карандаши, бумагу, мелки и краски. Мы с Шонной все-таки не пожалели денег, купили мне забаву. Если говорить о научаемости — она почти мгновенно наловчилась бить по кнопкам и клавишам, орудовать мышью, открывать и закрывать так называемые «окна», мне же пришлось попотеть, прежде чем эта чертова мышь стала незаметным приспособлением в правой руке. Но Ши довольно скоро пресытилась виртуальной реальностью программ и игрушек, а я наоборот: запал на них крепко-накрепко. Настоящие игры, все эти квесты-шуттеры, шарики-шмарики, надоели мне так быстро, что я и распробовать их толком не успел, но зато программы, позволяющие мне чертить, рисовать, да раскрашивать… О-о-о, вот где колдовской мир сказочных мечтаний, сотворенный из магических миражей и волшебных грез! Заманная, короче говоря, штука-дрюка… Во-первых, мне пришлось переучиваться с реальных кисточек на виртуальные, во-вторых — полугода не прошло — ударило мне в голову озарение, что не мышка мне нужна, а плоттер с планшетом…
— Плоттер? А что это такое, Ричик?
— Сейчас разверну и покажу… Видишь, это планшет, нечто вроде поля, холста, и при нем специальный карандаш вместо мыши, указка, с помощью которой я смогу более четко и тонко, каллиграфически проводить линии, как настоящим пером. А надо если — так и толсто! Вот смотри…
— Ой, нет, нет, нет и нет! — Шонна в притворном ужасе зажимает указательными пальчиками уши, а большими — глаза. — Ричик, я тебе верю. А можно, пока ты рисуешь, я фильм посмотрю?
— С Чилли Чейном, небось?
— Не-е-ет, мой дорогой. Зарубежный, режиссер Тарантино. С Ума Турман.
— Не слыхал про таких.
— Это довольно новый фильм. Как устанешь рисовать — приходи, и поскорее приходи, ладно? Я честно-честно буду ждать, и не засну, подобно некоторым…
Чем и как мне на нее сердиться за ее невинные увлечения, когда я сам не в силах отслеживать время? Либо она разъяренной пантерой врывается, далеко за полночь, в кабинет, и выдергивает меня из моего нарисованного мира, либо я сам, движимый чувством вины и желанием поспать, возвращаюсь в спальню, когда моя обожаемая подруга уже видит пятый и десятый сон…
И пришло тогда утро, и пришло производственное совещание с головомойками, и на нем, кроме всего прочего, были до нас доведены последние сводки «с фронтов».
Ввязалась наша «Сова» в войну компроматов между наследниками одного финансового туза, который взял да помер, оставив у нотариуса две версии дележки своего наследства, одного единственного, но очень уж здорового, на миллиарды. Одна ветвь Лаубов стала воевать другую ветвь, от первого брака. Не успел старикан определиться, которую версию считать последней и окончательной, ибо создал оба проекта одновременно, в присутствии одного и того же нотариуса, в расчете, что успеет выбрать и освятить, так сказать… А разница в вариантах чувствительная: одна четверть состояния против трех четвертей состояний — принцип симметрично отображен в обоих завещаниях, только с переменой пропорций. И, как это изредка бывает в нашей непредсказуемой жизни, ошибся господин Лауб, не успел, помер от сердечного приступа. Наследники не нашли ничего лучшего, кроме как уличать друг друга в неблаговидных и антиобщественных поступках, должных воспрепятствовать склониться чаше весов на суде в пользу маразматиков, наркоманов, гомосексуалистов, мошенников, незаконнорожденных, проституток, серийных убийц, отравителей, агентов зарубежных разведок…
Ураган разразился тот еще, с промежуточными бурями, беспощадный, все сметающий на своем пути, ибо компромат и доносы напоминали столкнувшиеся на всем ходу циклон и антициклон.
И чуть было нашу «Сову» не подхватил на свои широкие крылья, ибо одно подразделение «Совы» принялось трудиться на «старшую» ветвь Лаубов, потомков первой его жены, госпожи Мосс, а другое, под руководством нашего Бобби Бетола, взялось обслуживать «младшую» ветвь, потомков госпожи Робладо.
